От автораОт автора: PG-13, каноничная смерть персонажа, обоснованный сумбур, страшная сместь ангста и флаффа, ~1500 слов.

Исполнение № 1, 1/2

читать дальшеВсю свою жизнь Джим считал, что смерть – это нечто неизбежное. Рано или поздно она настигла бы его: на прериях Айовы, пыльных и жарких, на ромуланском буре, в драке, в шаттле, на корабле. Она настигла бы его, как настигала до этого десятки других – и более осторожных, чем он, и более умных, везучих, счастливых. О неизбежности смерти он думал без паники и страха. Она просто пришла бы – рано или поздно.
Нельзя вечно бежать, думал Джим. Рано или поздно оступишься. Проще не думать об этом вовсе.
Теперь же, беспомощно царапая стекло, он отчего-то вспоминал прерии Айовы, выжженную солнцем пустошь, принадлежавшую отчиму машину, жар под ногами и над головой. Не Пайка, не Энтерпрайз, не экипаж, а чёртову прерию, и слышал где-то под глоткой удары взвинченного адреналином сердца: он забирается в кабриолет, дёргает ручку коробки передач, вдавливает в пол педаль – автомобиль заходится визгом, будто раненое животное. Мысль о смерти посещала его и тогда, но вскользь: Джим предлагал ей сыграть в кошки-мышки, а она безмолвно соглашалась.
Складывая пальцы в вулканском приветствии (какая ирония, живите долго, процветайте, плодитесь и размножайтесь), он думал о прериях – о том, что больше никогда их не увидит, не увидит ненавистной ему жёлтой пыли, раскинувшейся от горизонта до горизонта пустоши. Никакой больше земли под ногами. Никакого больше ветра в лицо. Смерть – это пустота похлеще космоса, абсолютное ничто, в котором он растворится, как чёртова песчинка в гигантском море, даже хуже, потому что песчинка не исчезнет, а вот он – да.
Он исчезнет. Никакого больше Джима Кирка. Конец.
Чёртовы прерии, снова и снова думал он. Какие, к дьяволу, прерии. Какой-то умник сказал однажды, давно, сотни лет назад, что все мы рождаемся и умираем в одиночестве, и это одиночество вдруг охватило Джима – больше всего ему хотелось бы, чтобы этого стекла не было, даже смерть теперь пугала его меньше, чем одиночество.
Ему хотелось плакать, но он не мог. Наверное, слёзные каналы иссушила радиация, как солнце – Айову.
Он почти слышал, как скрипела растрескавшаяся кожа. Под челюстью всё ещё стучала кровь, медленно и вязко, со значением. Джим с неожиданным холодным спокойствием отсчитывал последние удары.
Чёртовы прерии, думал он, теперь без истерики, без тщетных попыток расплакаться. Чёртов Боунз, как жаль, что его здесь нет. К стеклу прижимался Спок, но вместо его ладони Джим чувствовал только гладкий холод. Чёртов Боунз, всё это разобьёт его старое сентиментальное сердце.
Прощай, Спок, думал Джим. Кровь колотилась в венах, вскипала и бурлила. Ног он уже не чувствовал, похоже, давно. Боли тоже не было.
Прощай, Скотти, позаботься об Энтерпрайзе. Прощай, Ухура, позаботься о Споке.
Прощай, Боунз, – тут его мысли теряли внятность, – походизаменяпопрериям, навестимоюмать, мнеоченьжаль, простименя.

Исполнение № 1, 2/2

читать дальшеБоунз – самое прекрасное, что он видел в своей жизни.
Джим поднимает веки - это просто движение стоит ему всех сил – и видит Боунза, в белом, и вокруг него разве что ауры нет, и Джим пытается сказать самое очевидное и логичное, что приходит ему в голову – как же я люблю тебя, Боунз, – но не может выдавить ни слова.
У Боунза страшно трясутся руки, пока он водит у головы Джима трикодером.
– Пришлось устроить тебе полное переливание крови, – тихо бормочет он, и Джим уверен, что он рассказывает всё это больше самому себе.
– Переливание? – хрипло интересуется Джим. Такое ощущение, словно его глотку вывернули наизнанку.
– Ты насквозь пропитался радиацией, Джим. У нас не было выбора. Мы синтезировали сыворотку из крови Хана.
Боунз тускло улыбается.
– Ну, чувствуешь желание поработить мир или прикончить пару-тройку цивилизаций?
– Не больше обычного.
Джим тоже пытается улыбнуться.
Он не чувствует своего тела. Оно, несомненно, есть, оно принадлежит ему, только тонкие связи между мозгом и конечностями ослаблены так, будто их нет совсем.
Из-за спины Боунза показывается Спок, и Джиму снова хочется плакать – от страха или от облегчения, потому что он избежал этой пустоты, абсолютного ничто, что приносит с собой смерть. Теперь он с радостью сложил бы пальцы по-вулкански – если бы смог поднять руку.

Джим засыпает абсолютно обессиленным и просыпается от того, что Боунз сидит у его кровати, держа его за запястье. Он вдавливает в кожу большой палец, хотя смысла в этом – чуть: приборы, которыми заставлена комната, показывают и пульс, и давление, и температуру, и миллион других вещей, которых Джим не понимает.
– Забавно, – шепчет он, – то, что ты в белом.
– Почему? – спрашивает Боунз. – Это нормально для врачей.
– Это забавно, – с нажимом продолжает Джим. – На похороны обычно приходят в чёрном...
– Ты не умер, – перебивает его Боунз, и Джим хмурится – ему сложно говорить, ещё сложнее – если при этом мешают.
– На похороны люди приходят в чёрном, – повторяет он, – а врачи ходят в белом. Забавно. Если бы у меня было время, я бы попросил, чтобы на мои похороны все пришли в белом. Восславим жизнь.
Свет приглушен, но Джим очень чётко видит каждую боунзову ресницу. Кое-где они слиплись.
– Ты бы не умер, – хрипло отвечает ему Боунз.
Вдоль ресниц его веки красные, и белки глаз красные, и под глазами круги.
– Ты же думал, что я умер. – Джим всё так же не чувствует собственного тела, но его переполняет счастье – от понимания, что он жив, что через пару дней он поднимется на ноги и вернётся к экипажу, а там – будь что будет.
И вместе с тем, насколько лучше становится ему, меняется лицо Боунза – в какой-то момент его искажает почти страшная гримаса. Хватка на руке Джима становится очень сильной, практически болезненной.
Джим упрямо улыбается.
– Ты любишь меня, Боунз, – говорит он, сам не понимая, вопрос это или утверждение. Наверное, вопрос.
Боунз выпускает его руку, тянется к трикодеру, хотя даже Джим понимает, что смысла в этом столько же, сколько в прощупывании пульса на запястье.
– Боунз, – шепчет Джим. Он облизывает губы и пытается сесть.
– Не двигайся, – говорит Боунз, но Джим упрямо разгибает локти и выпрямляется.
– Боунз. Опусти трикодер. Он тебе не нужен.
Джим сидит, а такое ощущение, будто он только что взобрался на самую высокую гору Америки. Он едва ощущает своё тело, и на секунду эйфорию его перебивает паника, но он успокаивается – он дышит, и он жив.
– Ты не представляешь себе, – едва размыкая губы говорит Боунз, – что со мной было, когда тебя внесли в медотсек.
Взгляд его стекленеет, и Джим вытягивает одну руку – второй он по-прежнему опирается на постель, – чтобы положить ладонь Боунзу на шею. Поза выходит неловкой: Боунзу приходится присесть на край кровати, то ли из жалости к Джиму, то ли потому что его самого больше не держат ноги.
Джим весь опутан проводами, как коконом, он даже не понимает, куда некоторые из них ведут.
– Я думал, что это конец, – продолжает Боунз. – Я врач, и я привык к смерти, но, выходит, не к любой.
Он выпускает трикодер, бестолково трёт костяшками переносицу, поднимает руку, будто собираясь коснуться Джима, и снова её опускает.
– То есть, я знал тебя три года в академии, – срывающимся голосом шепчет он, – и я знал, что тебе наплевать на свою безопасность, и я готов был латать тебя сколько угодно, зашивать твои раны, вкалывать тебе лекарства, готов был, что однажды ты просто раскроишь себе череп, маленький ты ублюдок, и мне придётся собирать его по кусочкам. Что к концу обучения у тебя не останется ни одной несломанной кости, и что дальше всё будет хуже, и что стать главой медицинской службы на твоём корабле, Джим, это – всё, обречь себя на вечное кукование у твоей кровати, где ты будешь лежать весь изломанный, но. Чёрт. Бы. Тебя. Побрал. Джим! Я и в страшном сне не мог представить, что однажды твоё тело просто внесут в медотсек, и ты будешь мёртв, Джим, окончательно и бесповоротно, и...
Голос его срывается. Джим отнимает от постели свободную руку, ему приходится упереться лбом в чужое плечо, чтобы не упасть, и Боунз наконец обнимает его за плечи, так осторожно, будто Джим – самое ценное, к чему он когда-либо прикасался.
– Всё это неважно, – тихо говорит Джим ему в плечо. – Я же жив.
– Неважно?
Джима отпускает химический дурман, он начинает чувствовать кончиками пальцев кожу на шее Боунза, по-уставному коротко остриженные волосы на его затылке. Он почти бессмысленно приглаживает их ладонью.
– Чёрта с два это неважно, Джим, – хрипло говорит Боунз. – Я закрываю глаза и вижу твой труп. Я не могу уснуть, если не проверю, что ты всё ещё дышишь.
Хорошо, думает Джим, что около стекла тогда был Спок, потому что Боунз вломился бы к нему и угробил бы весь корабль.
Жаль, алогично возражает он самому себе, что тогда у стекла был не Боунз.
– И да, Джим, – неожиданно устало говорит Боунз, – ты прав. Тебя любит весь экипаж, они тебя практически боготворят. Но я...
Он замолкает. Джим пытается отстраниться, облизывает сухие губы, утыкается носом Боунзу в щёку, но тот мягко возвращает его на место. Пальцами он разминает затёкшие мышцы на спине Джима, каждый сведённый от двухнедельной комы узелок.
– Не двигайся, – говорит он. – Ещё успеешь.

Когда Джим просыпается, Боунз снова держит его за запястье.

fin

Вулканских печенек Вам, Автор 1 \\// Первая выкладка, оформление которой почти не надо поправлять

IDIKink,
Ну дык, т-щ админ, правильно оформленные выкладки приходят с опытом. Народ ещё научится )

Автор, спасибо!
Мне нравится! Вы очень внимательно смотрели кино, все очень точно
И да - я тоже жалела, что у стекла там был не Боунс, правда, в основном, потому что он там вообще редко на экране появлялся, а был очень хорош.))) Впрочем, Джим бы все равно не смог передать ему перед смертью катру.
Зато он, как врач, смог его воскресить. В общем, ваш фик примирил меня с фильмом, спасибо еще и за это.

А вообще, на такую заявку сложно написать не пафосно. ИМХО, у вас очень здорово получилось! Отдельное спасибо за простого американского студента Джимми-боя из Айовы, который не знает, что только что заказал себе похороны в Японии (там белый - традиционный цвет траура).

Автор, вы не перестаете радовать.
Момент смерти очень пронзительный, аж сердце зашлось в одиночестве, а вот концовка в этот раз эмоционально чуть подвела, как-то увильнула. Хотя это только мои личные предпочтения.
Надеюсь, все остальные маккирки также вы напишете=)

Для актёров кино любого времени и поколения всегда было сложным - сыграть смерть так, чтобы зритель поверил, не в том дело было, чтобы не дышать, другое, сделать так, чтобы из глаз ушла жизнь, отступая, шаг за шагом, дать почувствовать всем по ту сторону экрана смерть на расстоянии вытянутой руки.
За всю мою жизнь, после всех прочитанных мною немаленького количества книг, достоверное описание смерти, этого тонкого балансирования на моменте умирания, страшного и реального, ощутимого, я встречала только у василя быкова в его повести "дожить до рассвета". Я не ожидала встретить на кинк фесте ничего особенно выдающегося, не в силу бесталанности авторов, просто формат не тот.
Но.
Тут случились вы. Честно, я не знаю даже что написать, у меня опускаются руки, и кажется, что не смогу, не получится передать. Потому что получилось неожиданно близко и страшно, захлёстывая с головой муторной и холодной волной паники, с отчаянным человеческим желанием выжить и осознанием неизбежности, безнадёжности и одиночества. Голое нутро, которое агонизирует, корчится, воет. И Боунз, живой такой, который никак не может поверить и принять, что бы ни происходило, чтобы ни говорило о, чтобы они ни понимал своим мозгом врача - смерть близкого человека, к которой никогда не будешь готов. И это сухое ощущение тепла. когда оба ещё не в состоянии поверить, цепляясь друг за дружку и злые подступающие слёзы.
*растерянно разводит руками* Вы вывернули душу наизнанку, перетряхнули и запихнули обратно вверх ногами. Спасибо!
Автор, автор я хочу вас знать, чтобы лично бухнуть перед вами мешок с печеньками и благодарностями. Ещё раз - спасибо!

Замечательное исполнение, очень эмоциональное и цепляющее. Автор, спасибо вам большое!

Не шиппер, но исполнение приятное.

Исполнение, от которого захватывает дух. Две такие четкие половинки текста: неотвратимое угасание и медленное возрождение. Пески Айовы и белая униформа. Даже внятных слов каких-то нет, настолько текст прекрасен. Такого текста действительно не ожидала на кинк-фесте я увидеть.
Хорошо, думает Джим, что около стекла тогда был Спок, потому что Боунз вломился бы к нему и угробил бы весь корабль. Именно и только так. НоНо я не смотря ни на что буду считать их бфф Не шиппер я этой пары всеж-таки. Но даже с этой позиции текст просто потрясающ!

Идеальное,на мой взгляд,исполнение:-)спасибо:-)

Спасибо, автор

Автор, спасибо Вам за такое исполнение

Читала разные интерпретации этой сцены, но ваша абсолютно покоряет чувственностью и нежностью между ними, и как Джим всеми силами тянется к Боунсу.
Спасибо, автор!

Линнел,
Автор очень внимательно перечитал скрипт фильма
Отдельное спасибо за простого американского студента Джимми-боя из Айовы, который не знает, что только что заказал себе похороны в Японии (там белый - традиционный цвет траура).
Вот кстати - хотел обыграть немного иначе оппозицию белого-чёрного, но в последний момент передумал ))
Спасибо за добрые слова )

Lady_orange,
Пронзили насквозь. Мне уже даже рассказали, почему )))
Надеюсь, все остальные маккирки также вы напишете=)
Не надо! Сейчас, надеюсь, народ слегка очухается и начнёт писать ))
Спасибо )

taiou,
Ого.
Я даже немного растерялся, как же ответить )) Но во-первых, спасибо за рекомендацию, за это, я имею в виду: только у василя быкова в его повести "дожить до рассвета"
(по мне так лучше всего описывать смерть выходило у Хэмингуэя, особенно с учётом его намеренно-отстранённого стиля))
А во-вторых - спасибо вам

Озабоченный Энсин,
Тем более мне приятно, что вам понравилось )

Leohnan,
Но я не смотря ни на что буду считать их бфф
Поэтому нужно больше преслэша, чтобы и шипперов, и не-шипперов порадовать Жаль, что кинк-фесты для преслэша не особенно годятся )
Спасибо!

Smooth_Criminal, Йошики, Озабоченный Энсин, I.Tai,
Вам спасибо за прочтение ))

Little RocknRolla,
Япростонемогне ))
Спасибо )

Слоуавтор

Озабоченный Энсин, 1 очень узнаваемая нарративная манера изложения 2 своеобразные и довольно редкие притяжательные прилагательные ("джимова") 3 Айова
=) Но это очень приятно и редко, когда стиль узнается не по упоротости или ошибкам, а по манере ведения повествования)

Растерянно хлопаю ресницами! Черт побери автор, вам удалось меня достать! В лучшем смысле этого слова! Талантливо. Не знаю, чем вы руководствовались, но это - настолько реально, настолько чувственно, что пробирает до дрожи в душе.